— Хватит меня запугивать! Да, я знаю, либо, как Момо, потеряю разум.

— Момо погиб, убив короля Британской империи.

— Как? Ведь он был полоумным.

— Сумасшедшим? Да, был, но Мамба его простил и вылечил. А Момо искупил своей смертью совершенное предательство. Но тебе такой шанс не представится, не надейся на это, Лёня, — заметив его реакцию, предупредил Сракан.

— Ладно, я понял, а что я буду делать в Вене?

— Там найдёшь Троцкого, он тоже еврей, как и ты.

— И что? Антисемит ты сраный, Сракан. Ладно, ладно, я ещё от тюрьмы не отошёл. Не надо меня резать, Лёня. Я теперь ценный кадр.

— Это с чего бы?

— Да хотя бы с того, что ты, который и двух слов не скажет за день, болтаешь со мной уже второй час. А это значит, что у нашего вождя на меня обширные планы, поэтому я весь в предвкушении нового дельца. Не так ли, мой молчаливый друг? — и Шнеерзон весело рассмеялся.

Леон поморщился, подкрутил тонкие итальянские усики и продолжил.

— Да, ты прав, дело у тебя там есть. Этот Троцкий, он социалист, я не разбираюсь в этом, кто есть кто из них. Вот мне на бумажке написали. Он меньшевик, состоит в партии РСДРП. Твоя цель — вступить туда же, завоевать его доверие и помогать им деньгами. Деньги будешь получать через моего человека, — и он кивнул на спину кучера.

Кучер обернулся и, широко улыбнувшись, снял с головы шляпу и поприветствовал нового коллегу.

— Здрасте! — кивнул в ответ Шнеерзон. — Интересны твои дела, Господи. На кой чёрт Мамбе сдались эти революционеры, они же против монархии, а он император?

— Со мной никто не поделился этой информацией. Но ты же знаешь, Лёня, не всё так просто. Вождь — провидец, и он никогда не ошибается, а если и ошибается, то в мелочах.

— Да, что есть, то есть, — снова кивнул Шнеерзон.

— Так вот, он как-то сказал, что Российскую империю захлестнёт революция, которая всех погубит, и с ней бесполезно бороться, она пережёвывает всех и выплёвывает их уже мёртвыми.

— Свят, свят, свят! — стал деланно креститься Шнеерзон.

— Чего ты крестишься, нехристь. Продал, поди, уже Мамбу, за пару золотых?

— Да и продал бы, не без этого. Нам, евреем, жить на что-то надо, а как увижу золото, так всего корёжит и корёжит, — начал кривляться Лёня.

— Ты это брось, а то получишь пулю в лоб прямо здесь. Мне Мамба разрешил, сказал: — а если Лёня совсем дураком стал, так ты его пристрели и брось на дороге в глухомани, чтобы его собаки одичалые на куски рвали и обсыкали, смерда глумливого.

— Но-но, ты евреев не тронь, Сракан, — и указательный палец Шнеерзона угрожающе ткнулся в Леона. Нам так подыхать нельзя, не кошерно так-то. Да и вообще, чего ты от меня хочешь, чтобы я все твои угрозы спокойно выслушивал. Да у меня уже по всему телу волосы поднялись, услышав такое. Мне, честному еврею, в революционеры идти. Где это видано, где это слыхано. Ей, ей!

— Спокойно, спокойно! — поднял руку Шнеерзон, — не надо волноваться, Лёня, — и он осторожно отвёл от себя направленный ствол револьвера. — Я пошутил. Что я, совсем безумный, с вождём сориться. Не с руки мне это. Вот, а ты знаешь, чем отличаются фальшивомонетчики от обычных воров или грабителей.

— Ну?

— Знаю, что знаешь, как-никак, вместе с тобой в одной тюрьме сидели. А отличаются они тем, что чувствуют, вот этим самым местом, на котором сидят, — похлопав себя по заду, уточнил он. — И мне это место всегда подсказывало, что против вождя не надо идти. А то, ой, как плохо будет. И сейчас она прямо чешется, указывая на это.

И он демонстративно и ожесточённо почесал свои ягодицы.

— А ты когда мылся?

— Давно.

— Вот она у тебя и чешется от грязи, а не от предчувствия.

— Короче, я тебя понял, и ты меня тоже. За дело я берусь, ставьте меня в долю. Революционером ещё не был, но слышал, что они парни лихие, а банки я ещё не грабил, так что опыт всякий нужен.

— Вождь сказал, что революция в России победит, и там всё разрушат, а затем, а затем время социалистов придёт, а ты должен занять там место среди революционной элиты, если сможешь, конечно. Если сможешь, то окажешься на верхушке власти.

— Ммм, а зачем это Мамбе-то надо?

— А ты не догадываешься?

— Не то, что я не догадываюсь, знакомые люди везде нужны, но…

— Так вот, если ты прорвёшься в верхушку, то будешь нужные Мамбе решения проводить. Там словечко замолвишь, там груз нужный отправишь, да мало ли что ещё. Людишек каких, необходимых нам, спасёшь. Но война будет жёсткая, та ещё мясорубка. А Мамба тебе людей серьёзных отправит, когда всё закрутится. Чтобы, значит, тебя не пристрелили из маузера, как суку какую. Предохранит, так сказать. И ты во власти будешь, и ему хорошо. Вождь никого не забывает, обо всех помнит!

— Угу, помнит, до икоты помнит, но я тебя понял, разберусь, что к чему, но трудно это будет. Не любим мы, евреи, друг друга, а тут они сплошняком кругом, да придурки эти, что из интеллигентов, сами себе яму роют, да ещё и подгоняют друг друга.

— Да это не нашего ума дело. Ты делай своё дело, мы своё, а Мамба за нас обоих думать будет, да и люди у него сейчас есть, разберутся. Связь держи, обо всём интересном сразу докладывай. Да смотри, в Германию и Францию ни ногой. Австро-Венгрия тоже не лучший выход, но пока ты и там сгодишься. А дальше, куда эти меньшевики, туда и ты, понял?

— Усё понял, начальник, отпустил бы ты меня, Христа ради, — снова стал кривляться Шнеерзон.

— В Вене отпущу, а сейчас заедем, поедим, и дальше в путь-дорогу, а то я весь день тебя ждал, все глаза проглядел, гнида ты тюремная.

— Ой, ой, ой, какие мы грубые, фи, а ещё американец, денди, можно сказать, а такие несуразности говорит. Стыдно-с. Интересно, бывшие фальшивомонетчики пригодятся революции? — задал он внезапно риторический вопрос. И тут же получил отповедь.

— Заткнись, Лёня, я от тебя устал. Так хорошо было, пока ты в тюрьме сидел. Тишина, да покой. Постреляешь раз в неделю, и опять тишина. Никто у тебя над душой не сидит, в уши не пищит, красота.

— И я тебя тоже вспоминал, гхм, добрым словом. Я, понимаешь ли, там нары отсиживал, о женщинах мечтал, а ты…

Так они и переругивались всю дорогу, вспоминая прошедшие дни и навёрстывая то, чего были лишены долгое время. Дорога шла своим чередом и вскоре они оказались в Вене.

Глава 5 Хуссейн ибн Салех.

В начале зимы тысяча девятьсот восьмого года состоялась свадьба внебрачного сына императора Абиссинии Йоханныса IV Менгеша и дочери Иоанна Тёмного, Мирры. Ни жених, ни невеста не противились этому союзу. Оба осознанно подошли к необходимости заключения этого династического брака. Менгеш, будучи внебрачным сыном, имел весьма туманные возможности занять престол Эфиопии, а Мирра хорошо понимала, что лучшего жениха ей всё равно не найти.

Больше всех, кроме молодых, был доволен Аксис Мехрис. Он понимал, что этим браком Иоанн Тёмный закреплял за Менгешем право занять престол Абиссинии, будущей Эфиопии. Да и вторая цель была ему понятна. Мамба подстраховывался вдвойне, ожидая помощи в случае тяжёлого положения собственного сына или его бездетности. Мирра была всегда готова поддержать своего отца и маленького брата, которого с удовольствием нянчила.

Со Славой всё было гораздо сложнее, и достойного жениха ей пока найти не удавалось. В Европу не брали, в САСШ — обращаться бессмысленно, а арабы или турки, практикуя многожёнство, сильно усложняли возможность тем или иным образом влиять на их решения. Можно было рассмотреть Египет, с теми же проблемами, если только его не создать светским и постепенно убрать фундаменталистский режим.

Каким образом это можно было сделать, пока оставалось неясно, но Каир, к этому времени, был достаточно сильно разбавлен европейцами. В этом деле могло быть два пути, перекрещивание всех в коптскую веру или выдавливание коренного населения дальше, на восток или запад. И здесь были созданы определённые намётки.

Вера — это то, что дороже всего для большинства людей того времени, а в Азии, она и до сих пор определяет вектор всего развития. Но и прецеденты были — Афганистан, Иран, Ирак, Сирия, но, как только начиналась война, и эти страны проигрывали, их население сразу же скатывалось в дикость и мракобесие. Пышным цветом расцветали идеи ортодоксальности и фундаментализма, а некоторые страны накрывали волны отрицания своей истории и культуры, и ранее непривычные для них религиозные течения.